Дамы убивают кавалеров - Страница 57

– Сма-атри, сиди тихо! Спасибо за «ящик».

Леня обалдел. Хладнокровный бандит, сторож ценного заложника, благодарит заключенного.

Чурек ухмыльнулся:

– Хозары хорошего нэ забывают!

Леня благодарно кивнул. Хачик пошел обратно и аккуратно затворил дверь, оставив Леню наедине со своими мыслями. А мыслей в его голове крутилось много. Он лихорадочно соображал, вспоминал хакерские сплетни и информацию из достоверных источников, типа газет и ТВ… Кажется, план спасения вырисовывался все более и более четко. Главное, играть. Играть красиво, играть, словно на сцене «Глобуса», будто шекспировскую трагедию. Нужно только быть убедительным, и все получится. Ведь именно бредовые мысли и идеи – а Ленин план был именно бредовым – рождают гениальные решения. Леня оказался в том положении, когда остается только играть. Играть до полного поражения. Или до полной победы.

Леню мучило: во всех бедах его Семьи виноват только он. С самого начала – он один, и никто больше. До этой дурацкой и глупой аварии Леня считал себя взрослым и самостоятельным человеком. А потом… Потом оказалось, что при первой же проблеме, серьезной проблеме, он бросается мамочке на шею и просит помощи, защиты, словно глупый первоклассник. Поэтому он и решил сделать что-то самостоятельно, как-то: доказать – в первую очередь себе, – что он сильный, что он может выжить сам… И оказалось, что сделал еще хуже. Глупая, детская месть! Змеи на рынке, подумать только!

Все настоятельно доказывало Лене, что он (как это там было у Достоевского?) – «тварь дрожащая», а не умный, не взрослый, не самостоятельный человек.

Однако чем очевиднее казалась неудача, тем сильнее Лене хотелось снова попробовать исправить положение. Самому. Ведь теперь оставалось лишь два пути – либо все загладить, либо… А вот об этом лучше и не думать.

Леня сидел, прислонившись спиной к холодной стене в невеселых цветочках. Потом привычно повертел, не открывая глаз, браслет наручников, чтобы уменьшить въедливую боль от впивающейся стали. И с удивлением обнаружил – наручники застегнуты неплотно. Очень неплотно. Так, что при желании можно протиснуть сквозь них руку. Лене сразу вспомнился какой-то фильм, где преступник спасается из подобного положения, отрубив себе кисть… Он поежился. Нет, отрубать руку пока рановато – она может все-таки пригодиться.

Леня стал аккуратно, миллиметр за миллиметром, протискивать кисть сквозь железное кольцо браслета. Только бы случайно не защелкнуть наручники на одно деление больше. Тогда уж точно – пиши пропало. В самой широкой части кисти, у начала большого пальца, ладонь клинило.

«Не пролазит, – судорожно подумал Ленька. – Нет, фигу! Сейчас протисну! Освобожусь, выберусь, убегу! Только как же тогда мой план с ограблением Центробанка?.. Да к черту план – или сейчас, или никогда!»

Браслет упорно не хотел слезать. Леня стер свободной рукой капельки пота со лба. И уже хотел было растереть их по матрасу, но задержался… Стал влажной рукой тереть скованную ладонь. Потом собрал слюну и стал ею смачивать место, через которое никак не хотели проходить наручники.

«Должно помочь, должно помочь!» – стучало в Ленькиных висках.

Пока рука не высохла, Леня собрал все свои силы, закрыл глаза и стал протискивать мокрую ладонь сквозь браслет.

Чуть-чуть… Еще чуть-чуть. И уже легче идет, пик миновал, уже вот-вот… Что-то неприятно, но небольно хрустнуло в костях большого пальца, и наручники звонко ударились о батарею, свободно болтаясь. Леня открыл глаза и со страхом прислушался. Чучмеки, похоже, ничего не услышали. Все было тихо. Леня перевел взгляд с двери на руку. Она имела характерный красный цвет и пару неглубоких царапин. Других, более серьезных повреждений он не обнаружил. Пошевелил пальцами – вроде все в порядке. На секунду Лене показалось, что глухие удары его сердца (оно почему-то билось где-то в районе горла и висков) можно легко услышать даже на улице.

Он снял наручники! Снял! Только что дальше? Ничего эта «свобода» ему не дает. Конечно, можно выпрыгнуть из окна – живым останешься, но ноги-руки переломаешь… Страшно. Леня с детства боялся боли. Однажды в семь лет он вывихнул руку и малодушно потерял сознание. А сейчас – с третьего этажа придется прыгать!

«Это будет запасным вариантом, крайним, – лихорадочно соображал Ленька, отодвигая занавеску и смотря на улицу. – Да, насчет места я не ошибся. Только что с того?»

«Третий этаж… – машинально подсказало сознание. – Внизу – асфальт, нет деревьев и кустов…» Леня осмотрел раму и окно. Все ручки сломаны – не откроешь и не позовешь на помощь, да если и позовешь – услышат хачики и тут же пристрелят. Окно надо только бить. И выпрыгивать. Крайний вариант.

«Что же делать? Что делать?»

Ленчик еще раз выглянул на улицу. Впервые не мельком, а как следует осмотрев вид из окна, он теперь точно, стопудово знал, где конкретно он находится. Зрительная память и соображаловка его не подвели даже вчера. Именно на это место он намекал в телефонном разговоре Павлу Синичкину. Но Паша, кажется, так ничего и не понял. А что с него взять: бывший мент. Кулаки железные, голова деревянная.

С кухни донесся взрыв гортанного хохота. Леня вздрогнул. Он чуть было не решил покориться судьбе и не влезть обратно в дурацкие наручники. Но вовремя остановил себя. Вечернее солнце на улице и мирная жизнь за окном манили слишком сильно, чтобы снова возвращаться на свой жесткий матрасик. Снова – громовой раскат хохота с кухни.

«Телевизор смотрят», – подумал Ленька, хотя на секунду ему показалось, что хачики смеются над его безумными попытками сбежать. Будто они все видят и в любой момент могут его остановить.